Позавчера исполнилось восемь лет с того дня, как не стало моей мамы. В моей жизни она была самым замечательным и самым значительным человеком. Ей я обязан не только самим фактом моего рождения на свет, но и большей (и лучшей!) частью того, что я из себя представляю как отец семейства, как личность, как член Тела Христова. Она ушла из этой жизни через несколько месяцев после того, как я уверовал в Бога, и, честно признаться, это было и до сих пор остаётся самым сильным испытанием моей веры. Неизбежное «почему», всплывает вновь и вновь и не даёт мне покоя, а тогда, восемь лет назад, я чуть не сошёл с ума от отчаяния и бессилия. И, наверное, сошёл бы, случись это несколькими месяцами раньше, когда ни себе, ни моей маме, в её последние дни перед кончиной, я бы не мог предложить никакого утешения, никакой надежды. Только теперь, оглядываясь назад, я вижу, как Господь продлял жизнь моей мамы вопреки всем прогнозам врачей на годы и годы – из милости ко мне и любви к ней. Только уверовав в Него, я обрёл силу перенести эту утрату, и, только уверовав в Него, я смог свидетельствовать о Нём моей маме. За несколько дней до кончины она вручила своё сердце Господу.

Для меня, как, наверное, и для большинства из нас тема смерти, окончания земной жизни является настолько болезненной и неприятной, что мы, вольно или невольно, стараемся извести даже само упоминание о ней из нашего обихода. Слово «смерть» мы заменяем оборотами (эвфемизмами) типа «переход в вечность», «умершего» называем «усопшим» или «отошедшим в иной мир», и т.д. Иногда нам кажется, что, избегая её упоминания, мы как бы оттягиваем наступление самой смерти, и, наоборот, взявшись, например, за написание завещания, мы будто бы каким-то образом чуть ли не «приглашаем» её или, как говорят суеверные люди, «накликаем» её на себя. Меня спросил один знакомый, узнав, что я составляю завещание: «Ты что – умирать собираешься?» И я ответил ему: «А ты что – нет?» Во многих культурах, включая и нашу с вами, существуют обряды продления хотя бы видимости земной жизни человека: путём бальзамирования тела или целой чередой прощальных процедур и церемоний – погребения, отпеваний и поминок (на третий день, на девятый день, на сорокодневье). Своё отвращение к смерти мы как бы маскируем заботой о внешнем украшении и убранстве, как если бы это убранство могло хоть сколько-нибудь сгладить ужас перед прикосновением к ней или смягчить боль утраты.

Проповеди на тему смерти не популярны, кроме разве что последней недели перед Пасхой, так называемой Страстной Недели, которая посвящена крестным страданиям и смерти за нас Христа Спасителя. И, конечно, на эту тему приходится говорить на похоронах. Пастор Виктор из города Золотоноша на Украине как-то поделился со мной воспоминанием о тех временах при советской власти, когда едва ли не единственным случаем для «законной» публичной проповеди для него были как раз похороны; и о том, какое огромное впечатление производило на людей Слово Божие перед лицом смерти кого-то из родственников или дорогих им людей. И это, конечно, не случайно, ибо такие страшные моменты человеческой жизни необыкновенным образом сближают друг с другом и приближают к Богу людей самых разных мировоззрений, убеждений и образов жизни. Мартин Лютер Кинг назвал смерть «великим общим знаменателем человеческой жизни»: какая бы величина не стояла над ней – учёный, бизнесмен, священник, рабочий, политик или бродяга) – никому не миновать её, никому из пришедших на этот свет не избежать и ухода из него. Есть, кажется, только одна религия, которая отрицает само существование смерти – сайентология, но и им после долгих колебаний и дебатов пришлось всё-таки признать, что их основатель Мэри Эдд Бейкер в конце концов ...скончалась.

 Библейское учение о смерти обширно и весьма глубоко. Само это слово и его производные встречаются в тексте Писания 540 раз (замечательно, что слово «жизнь» с его производными встречается 538 раз, хотя, по логике, должно быть как раз наоборот) и служит для обозначения двух сходных, но не равнозначных понятий. Во-первых, это – физическая смерть, о которой мы, в основном, и говорили до сих пор, и которая понимается как разобщение души и тела, составляющих существо каждого человека. Во-вторых, это – смерть духовная, т.е. опять-таки разобщение, разрыв, разделение, но на этот раз – человека и Бога.

Впрочем, может быть, суть этих понятий – физической и духовной смерти – будет легче определить в их противопоставлении рождению, появлению человека на свет, которое представляет собой как раз соединение, слияние души и тела. Подобно тому, как при рождении нового человека его тело исполняется духом, так в момент окончания его земной жизни – этот дух оставляет тело и отходит к Богу. Рождение первого человека на свет описано в Книге Бытия:

Быт. 2:7: И Господь Бог создал человека из праха земли, и вдунул в его ноздри дыхание жизни, и человек стал живой душой.

И, наоборот, смерть описывается в Книге Екклесиаста:

Екк. 12:7: И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его.

А как же происходит духовное рождение и, соответственно, духовная смерть? Начать придётся с того, что, как это ни парадоксально звучит, физически рождаемся мы на свет духовно мёртвыми людьми. Со времён Адама и Евы первородный грех присутствует в каждом человеке, только входящем в мир. Спросите любого родителя или воспитателя, и они скажут вам, что ничему дурному детей учить не надо, и, наоборот, навыки проявления доброты приходится прививать, преодолевая сопротивления самой природы человека. Причём, это не зависит ни от ген, ни от расы, ни от религии, ни от общественного положения, ни от интеллектуального уровня родителей; и из самых «благополучных» семей выходят подчас «моральные уроды», которых точнее было бы назвать вслед за нашим великим классиком «мёртвыми душами», поражёнными первородным грехом.

Рим. 6:23: Ибо плата за грех – смерть.

Плата – в смысле, естественное последствие греха, непослушания Господней воле. В Послании к Ефесянам Апостол Павел пишет:

Еф. 2:1-6: И вас, мёртвых по вашим преступлениям и грехам, в которых вы некогда жили, по обычаю этого мира, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего теперь в детях противления, между которыми и мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе детьми гнева, как и прочие, Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которой возлюбил нас, и нас, мёртвых по преступлениям, оживотворил со Христом, – благодатью вы спасены, – и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе,

Мы все, таким образом, от рождения несём на себе бремя этого долга, эту «мёрвость» души, покуда не приходим к Тому, Кто только и может разрешить нас от этой тяготы, Кто только и может вдохнуть в нас жизнь – ко Христу. Для кого-то этот путь – от смерти к жизни – краток и почти безболезнен. Дети, выросшие в христианских семьях, окружённые любовью родителей и заботой церкви, не забывайте благодарить Господа за этот дар! Другим, подобно мне, выросшим в атеистической среде, подчас приходится пройти через немало испытаний, и немало боли, доставляемой себе и другим, прежде чем они переходят от смерти к жизни («спасаются, но так, как бы из огня» – 1 Кор. 3:15). Но не это – самое страшное. Гораздо страшнее, что кому-то, так и не отозвавшемуся на Божий призыв к покаянию и прощению, так и не пришедшему к источнику вечной жизни, Христу, предстоит то, что в Книге Откровения называется «второй смертью» – вечным разлучением с Богом:

Откр. 21:8: Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и блудников и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнём и серой. Это вторая смерть.

Заметьте, что не обязательно быть убийцей или идолослужителем, чтобы обречь себя на вечную смерть. Малодушие и неверие стоят в том же ряду, и следствие (плата) за них та же самая – «смерть вторая», которая, однако, в отличие от смерти первой, той душевной мёртвости, с которой мы все без исключения рождаемся, и от которой мы избавляемся верой в милость Христову, суждена не всем. В той же главе Книги Откровения говорится:

Откр. 21:3-4: И я услышал громкий голос с неба, говорящий: вот, скиния Бога с людьми, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет их Богом. И Бог отрёт всякую слезу с их глаз, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.

Жизнь физическая является – целиком и полностью, с начала и до конца – Божиим достоянием. Мы не принимали участия в своём рождении и не ответственны за него, мы получаем нашу земную жизнь как бы «на время» у Господа, но Он не перестаёт быть её полноправным хозяином («господином»). Что же этого следует? Во-первых, это значит, что Он волен забрать её у нас по Своему усмотрению, а, стало быть, физическую смерть, мы совсем не обязательно должны расценивать как зло, наказание или проклятие. Жизнь одних Он, действительно, прекращает в осуждение их греховности, как истребил Он целые народы во времена вселенского потопа или великих войн. Других Он возносит к Своему престолу в награду за их верность Ему и любовь к Нему. Для остающихся в живых, казалось бы, нет никакой разницы: жил человек и – умер, но, подумайте, какая разница для тех, кого смерть либо обрекает на вечные мучения, либо вводит в вечную радость жизни с Богом!

Мне даже страшно представить себе чувства того безбожника, который, прожив свой век, закрывает глаза и ждёт наступления темноты и тишины. Он, может быть, даже слышит последние удары своего сердца, свой последний вздох и... темнота не наступает. Какой ужас, должно быть, охватывает его душу в этот момент прозрения – увы, запоздалого прозрения: ещё за мгновение до этого он имел власть над своей жизнью – вечной жизнью – и мог изменить её, мог обратиться к Богу за спасением. Но он, по малодушию ли, из гордости ли, по лживости или по какой-то другой причине, предпочёл смерть (то, что ему казалось смертью), и в награду, точнее в расплату за это получил смерть (то, чем она является на самом деле).

Жизнь физическая (временная, земная) – достояние Божие, над которым Он имеет полную и суверенную власть. Жизнь духовную (вечную, небесную) – Он по милости и любви Своей доверил нам. Он призывает нас к Себе и каждому даёт время и возможность для выбора, но сам выбор – между добром и злом, грехом и праведностью, жизнью и смертью – оставляет за нами.

Таким образом, для людей, отвергающих Бога, разобщённых с Ним, смерть – эта несбывшаяся надежда на небытие – становится проклятием, наказанием за их неверие в Бога; или, ещё проще, прямым и естественным следствием их смертной, грешной и неискупленной жизни, её вечным продолжением. Это – не точка во времени, где всё кончается, а бесконечно продолжающееся существование (не жизнь!), лишённое всякой радости и какой-либо надежды. Когда-то много лет назад я прочёл об этом у Джеймса Джойса в романе «Портрет художника в юности» – о молодом художнике, которому надо было, если мне не изменяет память, написать картину ада – вечной смерти. Поиски земных и зримых образов этой духовной реальности заставили его задуматься над тем, что же позволяет человеку в этой жизни переносить подчас адскую боль, лишения и страдания? Вера в то, что они в какой-то момент прекратятся. Когда у меня раскалывается голова от боли, я знаю (я уверен!), что это – рано или поздно – пройдёт. То же – о любом страдании, телесном или душевном. Но представьте себе, что, пусть даже несильная, зубная боль будет преследовать вас постоянно и ...всегда. Не «долго» и «не время от времени», а – вечно. Это есть – ад, когда у человека отнято то, чем он только и жив: вера.

Рим. 1:17 ...как написано: праведный верою жив будет.

То есть, верующие в Бога, «праведные» (оправданные Им) будут жить вечно, а, следовательно, окончание своей земной жизни мы можем принимать не с болью, а с благодарностью, ибо физическая смерть для нас – не проклятие, а награда. Причём, опять-таки – не некая точка во времени, на которой всё, что было дорого и мило нам на земле, теряет смысл, обрывается и заканчивается. Совсем наоборот! У моего любимого Клайва Льюиса (с которым я очень надеюсь встретиться на Небесах и говорить с ним – вечно) в «Расторжении брака» переход человека в вечную жизнь описывается не как утрата, а, как раз наоборот, как обретение им истинной реальности жизни: он идёт по полю и вдруг начинает чувствовать, как трава под его ногами становится всё более ...ощутимой, реальной. Все его чувства обостряются, и он начинает воспринимать мир гораздо более полно, глубоко и – совершенно. Учёные говорят, что даже самый одарённый человек использует лишь около 10% своего умственного потенциала – но ведь зачем-то же заложены в нас остальные 90!  Апостол Павел замечательно пишет об этом в Послании к Коринфянам:

1 Кор. 13:12 Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

И далее:

 1 Кор. 13:13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.

Т.е., в земной жизни мы «довольствуемся» верой (в то что мы уже познали или испытали), надеждой (на ещё неизвестное нам) и любовью, которая превосходит (должна превосходить!) в нас и весь наш прошлый опыт, и всё обетованное нам в будущем. Но это уже тема другой проповеди.

Итак, физическая смерть для нас, возрождённых от духовной смерти к вечной жизни –  не вечное разлучение с родными и близкими, а, хотя и неизбежная, но лишь временная разлука. При этом, я совсем не хочу показаться этаким беспечным весельчаком, для которого потеря ближнего нипочём и собственная жизнь – копейка: смерть не перестаёт оставаться врагом рода человеческого, но врагом – поверженным, побеждённым. Если Бог, по Его собственным словам – Иегова-Яхве, Сущий (т.е., само Бытие), а сатана, по определению – уничтожающий, убивающий, отрицающий бытие, то смерть Христова стала тем самым «отрицанием отрицания», которое повергло врага и восторжествовало над ним. Апостол Павел пишет:

1 Кор. 15:45-55: Когда же это тленное облечётся в нетление и это смертное облечётся в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: "поглощена смерть победой". Смерть! где твоё жало? Ад! Где твоя победа?

Смерть – побеждённый враг, но всё ещё доставляющий боль расставания с близкими (пусть даже временного), лишения поддержки (материальной или духовной), утраты любимого человека. Мне так нехватает моей мамы, с которой я мог бы поделиться своими бедами и успехами, у кого я мог бы попросить совета и поддержки, о ком я мог бы заботиться, и с кем мог бы делиться всем, чем благословляет меня Господь. Её нет вот уже восемь лет, а я до сих пор вижу и оцениваю себя, свои поступки, свои слова и мысли – её глазами. Ибо я верю, что она и на самом деле видит меня оттуда, куда не проникает мой ограниченный взор, но где она пребывает со Христом в вечной радости и вечной жизни. А если это так, то что по сравнению с этим – все мои горести и все мои печали!

1 Кор. 15:55: Смерть! где твоё жало? Ад! Где твоя победа?

Аминь.