Сержант скомандовал: “Не стрелять!», но кто-то из наших не вставая метнул в него нож, и, мы дали первый залп. Собственно, залпа, каким он должен быть – долгим и коротким одновременно – у нас не получилось. Многие ещё ожидали какой-то другой команды, всё ещё боролись с перехваченным жёсткими воротниками дыханием, мешавшим правильно прицеливаться. Мушка всё время проваливалась вниз, а цель без неё переставала быть целью и вдруг становилась  то испуганной женщиной, то нагнувшимся за камнем мальчишкой. Приходилось до боли сжимать рукоятку и ногтями удерживать скользкое от пота цевьё. Пули ушли куда-то вверх, и, сделав короткую паузу, надо было решить, какую поправку внести в прицеливание, чтобы не растрачивать боекомплекты впустую. Последний выстрел прозвучал одиноко и, казалось, безнадёжно, но цель – бегущая ростовая фигура в голубом, была поражена и упала плашмя, как на стрельбище. Неожиданно сильно болели избитые прикладом суставы плеча, но теперь это было уже не страшно. Можно было не торопиться, расслабиться и, скомандовав себе: «Под цель. Короткими. Огонь!», послать пули туда, куда надо. Стволы автоматов размеренно поворачивались то чуть вправо, то чуть влево, глаз без труда схватывал и держал на прицеле появлявшиеся фигуры. Они поднимались от земли и начинали стремительно удаляться. Попасть в такую мишень, да ещё если она вдруг замечется из стороны в сторону становилось всё трудней, тем более, что на каждого их осталось всего по пять-шесть, не считая скрывшихся за редкими кустами и телами упавших. Настало время достать из подсумков заветные магазины с трассирующими пулями, такими красивыми и в полёте, и просто на ладони. Они будто сами ищут цель и догоняют её, когда она, кажется, совсем исчезла из виду. Длинные заливистые очереди постепенно сменились одиночными, прицельными и вскоре затихли совсем. И в этой, ещё охающей слабым эхом, тишине, сквозь звон в ушах и нечастые вскрики и стоны, рождался, нарастал и густел какой-то знакомый, отвратительный гул. По тому, как он отдавался в землю, становилось ясно, что приближаются, на полном ходу идут танки, но, откуда, чьи, и что теперь делать, ни знал никто. Гул и рокот заполняли воздух. Кто-то с надеждой оглянулся на сержанта, но тут же опустил голову. Кто-то привстал и огладывал местность вокруг.

Воздух упруго дрогнул, и стена огня поднялась и заревела пожаром у нас за спиной, а спереди выросли бледными грибами плоские башни танковых огнемётов. Длинные стволы выровнялись и замерли, поймав цель: группа пехоты в окопе. Двадцать три уронивших оружие. Двадцать три седеющих на глазах. Двадцать три человека.